By Lopatkin A. D.
… Мне бы в небо, мне бы в небо,
Здесь я был, а там я не был…
С. Шнуров (гр. Ленинград)
Писатель вошел в комнату и запер за собой дверь на ключ. Комната была слабо освещена луной, прорывавшейся сквозь бегущие по небу грозные фиолетовые облака. У стены стоял древний письменный стол с подсвечником и чернильницей, а напротив покоилась кровать, покрытая теплым, хотя и поизносившимся пуховым одеялом. Писатель снял с себя полушубок и повесил его на гвоздь, торчащий возле двери. Не предвещавший ничего хорошего день в издательстве был развеян и стерт из памяти глотком недорогого вина. Писатель, глубоко вздохнув, отодвинул скрипучий резной стул и уселся за стол. Луна опять спряталась, и только отблески уличного фонаря заглядывали в окошко.
Он нашарил в ящике стола свечку и чиркнул спичкой. Фитиль разгорался робко, с какой-то неохотой, но потом, потрещав немного, разошелся и озарил приятным желтоватым светом изрезанную перочинным ножом поверхность стола и ворох исписанных листов. Писатель еще раз вздохнул и принялся скрипеть пером по бумаге…
***
Было мне в то время лет восемь. Родители уже развелись, и я находился в прострации между мамой, папой и начальными классами школы. В один прекрасный осенний денек папка забрал меня к бабушке и я по обыкновению выполз во двор проболтаться. Моего дядьки во дворе не было, судя по всему, он с товарищами ушел охотиться на ворон. Осень представляла уникальные возможности для охоты. Налетало неимоверное число грачей и ворон. Они важно каркали, копошились в мусоре сзади дома и только того и ждали, чтобы в них запулили из рогатки. Бегать по всей улице и искать дядьку желания особого я не испытывал, ибо, если бы я спугнул ему ненароком дичь, огреб хороший подзатыльник. Да и вообще пятилетняя разница в возрасте часто служила препятствием совместного времяпрепровождения.
Таким образом я бесцельно слонялся по двору, пока не подошел к крайнему подъезду. Из за зарослей лигустры, огораживающей небольшой участок, слышался жаркий детский спор. Перед подъездом по обе стороны асфальтированной дорожки стояли скамейки, но не простые, а с небольшими навесами от солнца. Эти навесы поддерживались наклонными металлическими штангами, на которых так здорово было вращаться, прыгая со скамейки. Я подошел к огороду со спорщиками и вскарабкался на прилегающую к нему скамью. В огороде находились двое. Мальчиком (а по нашему “пацаном”) оказался Илюха, с которым я еще когда-то ходил в детский сад. Правда, он был немного младше меня, но мы вроде неплохо общались. Девчонка оказалась моей одноклассницей – Кристинкой. Вот уж кого я не ожидал увидеть здесь, так это ее.
Илюха с Кристинкой горячо спорили насчет того, каким образом надо обрабатывать сучки, оставшиеся от свежеспиленных веток. Ну, понятно, сначала спилили, провели так сказать очистку территории, а теперь не знают чего делать, - подумал я про себя с ехидством. Кристинка упорно утверждала, что надо напилить опилок, смешать их с глиной и замазать этой сомнительной субстанцией сочащиеся обрубки. Илюха же стоял стеной за то, что глина отвалится и надо использовать для этих целей пластилин.
Прения окончились ничьей, Илюха побежал домой за пластилином, кинув мне по дороге привет, а Кристинка начала усердно строгать ножовкой отрезанные ветки с целью набрать опилок. Колебался я не долго, наверное, по тому, что терять при любом исходе разговора было мне нечего и я заговорил с ней. Вообще говоря, я тогда был очень стеснительный и с девчонками так не разговаривал, но здесь, на нейтральной территории, чувствуя свою правоту, я решился. Удивительное дело, но моя фраза по поводу того, что есть специальная замазка для такого дела (это я от папки слышал) встретила на своем пути целую бурю негативных эмоций. Типа если я такой умный, то не пойти ли бы мне от сюда. Такого ответа от скромницы я конечно не ожидал. Однако начал жестко отстаивать свою позицию, окончив тем, что не пошла бы она сама, а здесь, на скамейке, территория ничейная и никуда я не пойду. Потом вернулся Илюха со своим пластилином, и в конечном итоге было принято решение, что в такую дубадрыгу возиться с глиной смысла нет, а лучше смешать пластилин с теми опилками, которые удалось напилить (гениальная мысль!!!) и этим замазывать сучки. Мне, конечно, хотелось бы зайти и помочь им замазывать, но, похоже, я оставался там фигурой нон град. Потом меня позвала бабушка обедать, и я покинул свой отвоеванный пост.
Потом мы, конечно, сдружились, даже придумали нашей команде сердитое название: “Волки”. Доходило даже до того, что вызывали гулять друг друга волчьим воем. Идея, однако, была наша с Илюхой, а Кристинке ничего не оставалось, как согласиться. Наверное, тогда все и началось, этот переворот в моем сердце. Многие хихикали, но мне было наплевать, хотя я и яростно реагировал на слово “любовь”.
Не знаю, насколько чувства были взаимны, но мне нравилось проводить время с ней, а ей вроде со мной.
Ситуация сильно поменялась когда уехал Илюха. Это произошло так неожиданно, что мы не успели даже путью попрощаться. Оставшись с Кристинкой вдвоем мы реже видеться не стали, но гулять вместе получалось не часто. Однако в школе встречались постоянно. Видимо что то все-таки со стороны было заметно, потому что как то раз на перемене кто-то написал на доске: Антон + Кристина = Love. Прикольно. Я даже стирать не стал, а только нахохлился у себя за партой и улыбался. Мелочь, а приятно. Когда пришла Кристинка и увидела сию надпись, то покраснела дико, однако тоже стирать не стала, может гордость не позволяла, а может и не хотела…
***
За окном бушевала метель, луна совсем затерлась среди снежной бури. Перо скрипело по бумаге, периодически погружаясь темно-синюю жидкость. На бумаге ровными рядами выстраивались строчки с аккуратно выписанными буквами. Вдруг сильный порыв ветра распахнул форточку, и по комнате закрутились снежные вихри. Пламя свечи задрожало, затрепыхалось, а по подсвечнику, как слезы, поползли струйки парафина. Писатель крякнул с досады и вскочил захлопывать форточку. Снежные бурунчики успокоились и снежинки, коснувшись пола, мгновенно превратились в блестящие капельки. И внутри каждой из них уже спокойно и ровно горела своя свеча. Слезы парафина застыли, как напоминание о недавно буйствовавшей природе. Писатель макнул перо в чернильницу и со вздохом продолжил…
***
Когда мы учились в третьем классе, случилось то, что не могло присниться мне даже в самом страшном сне. Как-то раз Кристинка не пришла в школу. Я очень удивился, потому что это случалось чрезвычайно редко. Наверное заболела, надо после занятий сходить к ней, навестить, - подумал я. Однако после второго урока она появилась. Вся взволнованная и расстроенная. Потом объявила, что уезжает завтра и пришла прощаться. Я не мог поверить своим ушам. Как же так? Ни с того ни с сего и вдруг уезжает. В оцепенении я слушал, как она тихо всем рассказывает о том, почему и как, но ничего не понимал. Потом она ушла. Я еще некоторое время сидел вот так, тупо глядя в одну точку. Зазвенел звонок на урок. Меня словно прострелило. Я нагнал ее на лестнице.
- Ведь ты вернешься, правда?
- Не знаю, наврядли…
Я проводил ее немного, и она ушла…
Конечно, потом были письма… без ответа. Да много что потом было…
***
Огонек свечи дрожал и метался из стороны в сторону, то разгорался, то притухал. От свечки остался один огарок, но он продолжал бороться за жизнь. Потом вспыхнул на последок и испустил в темноту струйку сизого дыма.
Черт! – выругался писатель и полез в ящик. Оттуда он извлек новую свечку. В темноте чиркнула спичка, ослепляя всех вокруг себя. И опять, сначала не смело, а потом разгораясь все сильнее затрепетал огонек.
Посередине наполовину исписанного листа уродливым пятном красовалась синяя клякса. Ну вот, - сказал писатель, скомкал испорченный лист и с вздохом начал писать на новом листе.
За окном просыпался новый день. Метель успокоилась, и небо синело в лучах восходящего солнца. Денек обещал быть ярким и морозным, эта мысль мурчала в груди, призывая к новым свершениям…
7 февраля 2007 г.